Историческая эпопея «РАТОБОРЦЫ» А.К. Югова состоит из романов «ДАНИИЛ ГАЛИЦКИЙ» и «АЛЕКСАНДР НЕВСКИЙ»
Середина ХIII века, вторжение войск Монгольской империи на территорию русских княжеств под предводительством хана Батыя. Даниила Галицкий рассчитывает на помощь западных союзников в первую очередь литовского князя Миндовга, идет на сближение с католичеством. Но об этом в романе будет позже, а пока Даниила Галицкий отправляется в Орду к Батыю и получает золотой ярлык на княжение в землях галицких и волынских. Роман изобилует старо-славянскими словами и выражениями, а стиль напоминает былину, сказ.
Время княжения Даниила Романовича было периодом наибольшего экономического и культурного подъёма и политического усиления Галицко-Волынской Руси
Александр Невский - князь, покрытый воинской славой, удостоившийся литературной повести о своих деяниях вскоре после смерти, канонизированный церковью

Книга в отличном состоянии. Пересылка по предоплате

В лето 1245-е огромное, громоблистающее доспехами, многоплеменное воинство короля мадьярского Бэлы двумя чудовищными потоками перехлестнуло Карпаты и крепко облегло Перемышль
–Угры идуть!–мчалась весть о мадьярском вторжении
Князь Данило Романович был в Холме в своем излюбленном граде
Даниил не платил еще дани татарам. И народу у него жилось куда вольготнее, чем во Владимире, Суздале или в Нижнем Новгороде
На другой же день по вторжении венгров Даниил созвал чрезвычайный военный совет
Напротив князя на стене разноцветным стеклом выложенный, величиною в столешницу большого стола, чертеж Волыни, Галичины, Буковины и Поднепровья – вплоть до Русского моря
Реки большие: Днепр, Днестр, Дунай, Висла-река, и Неман, и два Буга – Южный и Западный – проложены на чертеже золотым извилистым дротом, реки помельче – тонкой золотой проволокой
Киев и города червенские: Галич, Перемышль, Владимир-Волынский, Грубешов, Дрогичин и, оба Даниилом созданные, Львов и Холм – означены крупными рубинами
И совет начался
***
Даниил поведал дочке о том, как дотоле никем и никогда не побеждаемая Русь склонила главу свою под ярмо. Как понял старейшина Земли Русской, Мономашич Ярослав, отец Александра Новгородского, что не мечом теперь, а данью, златом и серебром надо спасать народ. И это было мудро, ибо иначе вырезали бы всех, и даже детей, которые успели дорасти до чеки тележной!..
Дубравка с трудом переводила дыханье, захваченная ужасом того, о чем повествовал отец.
Мудрый отец Александра Ярослав, обласканный Батыем, не умедлив, принял старейшинство в Земле Русской и, ублажая и удерживая поодаль черные сатанинские полчища щедрой данью, подкупами и подарками, самоотверженно принялся целить и утешать скорбную и погорелую, кровью сочащуюся Землю!
Погребались бесчисленные мертвые тела. Отстраивались города. Народ возвращался из лесов
И опять, исподволь, великий князь Владимирский – отец того Александра Новгородского – делался и грозен и властен
–А Александр тогда, дочурка, совсем еще юным княжил в Новгороде. Один Новгород чудом уцелел только: не дошли татарове… А Новгород–то ключ к морю! Кто держит его–тот и богатеет. А он щит Земле Русской!.. Ежели кто проломится сквозь те ворота новгородские к нам, в Землю,–то поди удержи!.. И пришел на Неву Биргер. И датского короля люди примкнули к нему. И множество рыцарей немецких стеклось к нему! Девять тысяч кованой рати! Так велел папа римский! Они ведь, эти католики,–с горечью пояснил князь,–считают нас, русских, гораздо хуже, чем язычников!
Дубравка замерла…
И Даниил рассказал ей, как с горсточкой воинов, всего около семисот, юноша Александр Ярославич, еще неопытный в битвах,–словно барс, кинулся навстречу Биргеру.
Теперь на бледном тонком лице Дубравки можно было прочитать все перипетии Невской битвы. Она то задыхалась, полураскрыв губы, то вдруг вся вытягивалась, словно бы ей так виднее было, где бьется Александр, окруженный, стиснутый отовсюду лязгающей и орущей громадой железных людей
А то вдруг облегченный вздох и радостный возглас вырывались у нее
А когда княжна услыхала, как Савва, сподвижник юного князя, подрубил златоверхий шатер самого короля шведского и шатер рухнул, то так радостно и звонко захохотала и подпрыгнула, что чуть не свалилась с колен отца
– А он?.. А он?!–взволнованно вопрошала она в разгар битвы
И отцу ясно было, что это она об Александре и что она как бы потеряла его на мгновенье из глаз в буре битвы, и теперь сердчишко ее сжимается и трепещет
Как же она ликовала, даже запела, когда отец рассказал, как встретился Ярославич в той страшной сече с самим Биргером! Как сшиблись они: Биргер – на вороном, Александр – на белом коне; как Железный Герцог понес жестокий удар от руки Александра, прямо в лицо, острием меча и лишь забрало спасло его!
Глаза Дубравки, как звезды, сияли в темноте. И когда закончилась чудесная не то песнь, не то повесть и минуло молчанье, то:
–Отец! Миленький!–вскричала она.–А он, Ярославич, когда-нибудь приедет к нам?
Отец улыбнулся и помолчав, ответил:
–А что же… Почему бы и не приехать ему?..
–Отец!–вне себя от радости вскричала Дубравка. И приблизила лицо свое к самым глазам отца, и худенькие, еще отрочески нескладные руки ее, открытые выше локтей, охватили его могучую шею
Когда же, поцеловав его в обе щеки, она отпустила его, отец добавил многозначительно:
–А возможно… что и ты поедешь к нему!

Дубравке дались языки. Даже и французский, она выпросила себе и словно бы вдруг выпила его весь!
С братьями изучала латынь, и превзошла их. Преподавал сам Даниил
Немецкий, польский и чешский усваивались разговорно
Дубравку, как девочку, до поры до времени не утруждали политикой
Обычно за год или за полгода перед тем, как выдать дочь замуж, когда уже ясно определялось, в какое княжество – русское или чужестранное – выдадут и за кого. Тогда подолгу государь-отец затворялся с дочерью наедине, обязав ее хранить глубокую тайну, обстоятельно и повторно объяснял ей, что встретит она там, в замужестве, и чего от нее ждут для отчизны, для родного княженья, и чего она должна исподволь добиваться там, возле мужа, когда станет княгиней
Близился подобный же страшный час и для княжны Дубравки: ей исполнилось двенадцать лет! А старше четырнадцати-пятнадцати лет княжон редко выдавали замуж: это было пределом!
***
Наверху, по самому краю обрыва, проплыла, погромыхивая золотыми звонцами, рыжая тройка княжны Галицкой. То было благословенье родительское Дубравке от Даниила Романовича
–Невесту, невесту везут!–раздались крики
Кто-то из женщин запричитал вслед княжне добрые напутствия
Как было не встречать светлым словом ту, которая от самого страшного голода – от соляного – одним только приездом своим уже избавила землю Владимирскую?!
Дубравка принесла в приданое соль. Десяток коломыйских солеварен приписан был княжне Галицкой. И еще до приезда Дубравки прибыли во Владимир целые обозы добротной, белой как снег коломыйской соли
А то ведь и огурцов на зиму засолить было нечем. Прасолы, купчишки соляные, только того и ждали! Воз соли до полугривны доходил–вымолвить страшно! А за полугривну-то лето целое надо страдовать в наймах, когда-и с женою вместе
Как же было отцам-матерям не залюбить ее, княжну Дубравку?!
***
Обручал князя и княгиню и венчал их сам Кирилл-митрополит
В храме – тесно, жарко и душно. Главные, западные двери – огромные, литые, с львами – были распахнуты во всю ширь. Обвешался народ и на них
…Венчанье приближалось к концу. Да и хорошо! А то, пожалуй, и не выстоять бы Дубравке!
В белом атласном платье с серебряным кружевом, в золотом зубчатом налобнике, усаженном жемчугами, с туго затянутыми под него волосами, так туго, что даже стучало в висках, Дубравка никла под тяжестью своего подвенечного убранства, уже изможденная и до этого всем тем, что вот уже неделю совершалось над нею всеми этими людьми
Временами она как бы просыпалась и начинала оживленно смотреть на то, что совершалось пред нею митрополитом и иереями, но затем сознанье неотвратимого и все надвигавшегося ужаса обдавало ее всю, и венчальная, белого воску, свеча, обвитая золотой ленточкой, начинала дрожать и клониться в ее руке
Рядом с нею, с такой же точно свечою в руках, стоял, весь в серебряном, парчовом одеянье, князь Андрей Ярославич. Она глянула на его большую, сжатую в кулак вокруг подтаявшей свечи, волосатую, чужую руку – и вдруг ощутила такую смертную тоску!
Затем возле уст своих она ощутила почти насильно раздвигавший ей губы холодный край хрустального стакана, но вдохнув запах вина, она невольно сомкнула губы. «Надпей, надпей!.. Отпить надо!..» – послышался за ее спиною шепот тетки Олены, и Дубравка, повинуясь, проглотила глоток вина
Андрей Ярославич взял из ее руки кубок, выпил все и бросил скляницу об пол. Раздался резкий звон тонкого хрусталя, раздробившегося о плитчатый пол. Князь-жених наступил сапогом на обломки и безжалостно раздавил их
Так полагалось издревле
И едва только разнесся по храму этот хруст раздавливаемой скляницы, как сейчас же радостный и облегченный вздох прошел по церкви, и все, дотоле недвижные и молчавшие, подвигнулись, и зашумели, и заговорили
Брак был свершен